Полицейские снова ухмыльнулись и переглянулись.

— Мы с Томасом болеем за АИК[67]— матч сегодня вечером в «Глобене».[68]Я бы сказал — лучшие против худших…

— Ну, наверное… — пробормотал Эйч Пи, в то время как его мозг пытался осмыслить ситуацию.

Полицейский протянул ему паспорт.

— Добро пожаловать на родную землю! И удачи — она тебе понадобится!

— Мы столкнулись с одной проблемой…

— Так-так, звучит безрадостно. Насколько серьезно?

— Пока не знаем — как раз заняты оценкой ситуации. Но может случиться, что мы вынуждены будем снова прибегнуть к вашим услугам…

— Все в порядке — у меня все предусмотрено и готово на случай такого развития событий…

* * *

И снова она видела его во сне.

Того мужчину на беговой дорожке.

Поднимаясь по лестнице из метро, она пыталась вспомнить свой сон, но, к ее большому неудовольствию, детали не удавалось восстановить. Единственное, что она помнила, — это его взгляд. Тот пронизывающий взгляд его черных глаз, который она уловила в зеркале и от которого у нее перехватило дух. Такой взгляд она видела раньше, и не раз, но у другого мужчины. Того, которого она так любила — и ненавидела…

Но Даг мертв, и она продолжает жить без него. Начала новую жизнь с другим, который не позволяет себе так с ней обращаться. Так почему же она не может успокоиться? Почему совершенно незнакомый мужчина настолько заинтересовал ее, что она даже видит его во сне?

Чувство накатило на нее без всякого предупреждения, и она застыла посреди тротуара. Как в машине там, в Дарфуре, когда они понеслись сквозь столб пыли, прочь от опасности, мир замедлился. Каждая деталь, малейшее движение вокруг нее стали четкими и ясными, и на десятую долю секунды ей показалось, что она увидела что-то уголком глаза. Неясный силуэт, промелькнувший в толпе прохожих.

Но в тот момент, когда она начала поворачивать голову в том направлении, мир вернулся к нормальной скорости, что-то другое заслонило поле зрения, и силуэт исчез.

Выждав пару секунд, она зигзагом пробралась между припаркованными машинами и быстро пересекла улицу. Ничего, ни единого движения.

Никто не следил за ней, да и кому бы это понадобилось?

Завернув за угол, она свернула в маленькую боковую улочку и остановилась перед парадной.

Поколебавшись несколько секунд, она набрала код на замке и на всякий случай бросила взгляд через плечо, прежде чем войти.

На третьем этаже достала связку ключей и открыла дверь квартиры.

После того как кто-то пытался поджечь квартиру Хенке, страховая компания оплатила не только ремонт в холле, но и новую железную дверь, так что если какой-нибудь воришка попытался проникнуть сюда, ему пришлось бы изрядно попотеть. Тем более удивительно, что квартира все еще пустовала.

Хозяйство Хенке было отправлено ее усилиями на склад долгосрочного хранения, так что из мебели здесь оставался только матрас на полу.

Войдя в кухню, она налила себе стакан воды и как раз успела выпить его, когда в дверь осторожно постучали три раза.

Даже не взглянув в глазок, она открыла.

— Пожалуйста, давай без болтовни — просто потрахаемся! — сказала она вошедшему.

* * *

Строго говоря, ему не следовало этого делать. Существовало столько причин, по которым от этой идеи лучше было отказаться — он уже просто потерял им счет.

Однако удержаться он не мог.

Туалеты выглядели так же, как при его отъезде.

Отыскав нужную кабинку, Эйч Пи запер дверцу и встал ногами на стульчак. Тревожно оглядев пространство над стенками кабинок, осторожно оттянул край одной из потолочных плит.

Ему пришлось довольно долго шарить рукой позади пластины. Сердце билось все чаще. На долю секунды ему показалось, что заначку нашла служба охраны… или кто-то еще.

В кабинке чуть в стороне от него раздался кашель, и он вздрогнул от неожиданного звука.

Оглянувшись в полной панике, заметил на потолке какую-то электрическую штучку — в голове мелькнула мысль, что его раскрыли, что они уже идут сюда.

Но тут его пальцы наткнулись на что-то твердое, и он перевел дух.

Просто паранойя какая-то!

Если рассуждать логически, то туалеты в здании международного терминала — идеальное место для хранения. Здесь практически невозможно установить наблюдение. Однако никакая логика не могла объяснить, зачем он забрал серебристый телефон.

Ему понадобилось почти пять суток, чтобы прийти в себя. Запершись в своей комнате, Эйч Пи спал как убитый, вставал лишь затем, чтобы сходить в туалет да впустить рум-сервис. Последнее в этом замечательном месте означало, что нужно было дать денег усталому парню, сидящему за стойкой администратора, чтобы тот запер свое окошечко и сбегал в «Макдоналдс» через дорогу.

Однако по мере того, как шли дни, даже парень из-за стойки стал поглядывать на него косо через щель в двери, и в конце концов Эйч Пи осознал, что пора привести себя в порядок.

Так что теперь он по крайней мере помылся и побрился.

Застиранный халат, который Эйч Пи попытался надеть на себя после душа, валялся теперь на выцветшем ковровом покрытии. Уже через несколько секунд запах махровой ткани заставил его в ужасе отшвырнуть халат.

В телевизоре показывали все то же дерьмо, что и обычно.

Пятый гордо представляет: малоизвестные знаменитости, которые позволяют унижать себя новыми способами.

Щелк!

Американский сериал на шестом — десятый сезон, шестьдесят восьмая серия…

Щелк!

Реклама магазина «Дрессманн».

Щелк!

Иранская женская драма — по шведскому телевидению, где же еще ей быть…

Щелк! Щелк!

Фильм про серийного убийцу…

Снова — щелк.

Старший брат, версия 4.5.

Щелк.

Хоккей…

Щелк.

Сериал…

Щелк.

Парад знаменитостей, повтор…

Щелк.

«Дрессм…».

Щелк.

Щелк.

ЩЕЛК!

Эйч Пи уже подумывал о том, чтобы нажать на кнопку «платное телевидение» и заказать за безумные деньги какой-нибудь последний порнофильм, но почувствовал, что он сейчас не в настроении. Вместо этого переключился на радиоканалы, где исполняли классику рока, поднялся с постели и выудил из ящика маленького столика с оббитыми краями блокнот и ручку. Затем открыл окно на те пять сантиметров, которые позволял ограничитель, залез на подоконник и закурил. Правда, в номере кое-где были прилеплены стикеры с надписью no smoking, но, судя по запаху и желтым разводам на обоях, он не первый пренебрег запретом.